Это было после первого Исхода.
«Вы бросили умирать её! Вы низко пали в моих глазах! – кричал юноша лет пятнадцати на человека в императорских одеяниях. – Она просила опустить её в воду! Ты же видел, как она бьётся в агонии!!!
– Она мерзость! Она убила нашу мать, всех, кто был нам дорог! – мужчина взмахнул рукой, и двери в зал стали запечатывать. – Она должна ответить за все. Я… я ненавижу её! Стража!
Военные встрепенулись.
– Если кто решится помочь этой твари, убить без раздумий. Любого. Это мой приказ.
– Но, отец! – молил его сын, – Мы все виновны, все получаем по заслугам…
– Молчи, щенок, что ты понимаешь в жизни? – он ударил его со всей злостью. – Она всего лишь монстр!
Мальчик упал к его ногам от удара, разбитая губа ныла.
– Ты сам монстр! Ты уничтожил целый Материк во славу своего мира! Ты убил больше людей, чем она…»
Он лишь оттолкнул его ногой и вышел из зала. Чуть позже он узнал, что его сын был убит стражниками у бассейна, когда тот пытался оттащить Святейшую к воде. Он в неверии наблюдал, как тело сына плавало на воде лицом вниз, в розовых от крови волнах, а на дне его калачиком свернулась и дрожала от благодарности Она…
– Ты задумался, отец. – Шепотом у ног отозвал Юлиан обратно, в реальность. Его сын иногда обращался к нему открыто, на синтетическом языке, понятный лишь им двоим.
– А… ничего… Так, пустяки. Вспомнил кое-что.
– Отец, поступили данные о погибших. Чуть больше сотни тысяч.
Цахес улыбнулся.
– Так мало? Хотя она и не знает, но мир меняю вовсе не я. И никто другой. Все эти её слова про неприкосновенность политики и всё такое – пыль. А моё правление – лишь отзвук её дел.
– Ты это о чём? – Юлин смущенно замер в непонимании столь пафосной речи.
– Я про неё. Она меняет людей одним своим присутствием, сдерживает страхом перед смертью… Жаль, что она не может править нами. Из неё бы вышла более сильная правительница.
– Почему не может?
– Дура она сентиментальная, вот почему…
***
Через две недели воду в бассейне слили и распечатали зал. Я не понимала, кто я и где нахожусь. Эти странные существа пугали меня своим видом, но я держалась. Двигаться и дышать было больно, мое тело не поддерживала больше теплая вода. Тишину заменила их беготня и забота.
Постепенно память возвращалась ко мне. Я заново училась всему, потому как знания находились теперь где-то глубоко внутри.
Так было легче, так я хотя бы не помнила про исход и всю ту грязь, что наполняла меня в тот миг. Я была всем и ничем, одновременно. Если бы это оставлять себе, можно спокойно сойти с ума окончательно.
Я открыла глаза и посмотрела на людей.
Первое, что я спросила осознанно:
– Много?
Стефан покачал головой, совсем как человек, забыв про жесты.
– На Шим’Таа двадцать гемм, в основном старейшины.
– Они ушли по своей воле, я лишь исполнила её. Им было не больно…
– Среди людей потери…
Я поморщилась и выслушала цифру. По сравнению с прошлым это была на удивление небольшая цифра. Я посмотрела на довольного Цахеса и махнула рукой:
– Плодитесь и размножайтесь… Надеюсь, ты будешь править с умом и без истерик?
Император покачал головой:
– Вряд ли.
– Горбатого могила исправит.
– Сама такая.
Вот и вся его благодарность… Наплачусь ещё я от твоих выходок, дорогой. Ещё не раз мне придется противостоять твоим гениальным планам.
Я махнула рукой в сторону Юлиана и спросила у него на их «гениальном языке», чтобы никто не понял:
– Может, по-тихому уберем папу? Ты вроде мальчик хороший…
Юноша грудью заслонил отца, выдавая все свои чувства:
– Нет, даже не думайте! – и совсем по-детски добавил. – Папа просто шутит.
Я засмеялась, пугая присутствующих. Потом на древнем языке, который никто не помнил, кроме нас с императором, пропела Цахесу:
– Шутник… А Юлиан так похож на него, твоего первого сына… Ты клонировал его всё-таки?
Цахес болезненно рыкнул на меня, зло прищурив глаза. Потом всё же ответил.
– Да, это он. Я восстановил его память и чуть-чуть подправил…
Горько усмехаюсь:
– Конечно, знал бы мальчик, какая ты сволочь…
– Ага, последняя. – Согласился со мной император. – Замуж по расчету всё-таки не пойдёшь?
– Это попахивает инцестом, дорогой. – Я села, свесив ножки с постели, прижимаясь к недоумевающему Стефану. Гемма спросил что-то про странную любовь Императора на гарами, зло поглядывая на людей.
– Ничего такого, Стефан. Мы всего лишь шутим… – и уже на Цахеса. – А за дуру сентиментальную получишь ещё! Слышала все, не делай вид!
***
Уже уезжая на Шим’Таа, я последний раз подошла к окну своей комнаты. На меня смотрел лес, хотя там, за его пределами сияла огнями постурбанистическая цивилизация. Ходили вычурные люди, разукрашенные татуировками и инплантами. Ездили диковинные для меня машины, названия которых и устройство я совершенно не знала. Росли синтетические продукты, а земля стонала, наполненная отходами.
Но мир был так мал, теперь он умещался на моей ладошке. Множество городов и селений заброшено, изредка туда устраивают набеги. Всё постепенно зарастает и плавится, рушатся мосты и здания, обветшалые и проржавевшие насквозь.