Слезами наполняются глаза, сами по себе превращаются в два бездонных озера. Мне почему-то страшно. Внутри что-то надрывно стонет и начинает кровоточить…
Интуиция меня не подвела.
Камера слегка наклонилась, Святослав протискивался вперед, прося пропустить гениального режиссёра. И как только входная дверь открывается, мир сходит с ума.
Не знаю, что натворил шерн Альяринн с записью, столь древней. Но у меня сложилось ощущение, что пропустил её сквозь себя. Наложил на неё свои воспоминания, эмоции и боль.
Всё начинает замедляться, звучит мелодия… Шары лопаются, бокалы падают из рук.
На лицах у всех замерло непонимание.
«Мы думаем, её похитил тот парень, которого она лечила… От раздвоения личности, кажется»
На пороге не именинница, на пороге люди в какой-то ритуальной сине-зеленой одежде… Пришли из милиции. Так поясняет мне эмоция Святослава.
«Видели, как он затащил её в машину…»
Тот, красивый темноволосый мужчина, в шоке оседает на пол, заливая пол и себя дорогим вином, размазывая по полу красные дорожки. Он в ужасе смотрит и не верит, правду ли ему говорят или это злая шутка его жены, в отместку на утреннее молчание.
Все смотрят друг на друга, у кого-то начинается истерика.
Адское шапито.
Камера валится на бок, Альяринн бежит к мужчине, пытается приподнять его.
Запись обрывается.
Еле перевожу дух. Смотрю на руки – я их исцарапала. Дурная привычка делать себе неосознанно гадости.
– Что это, Рионн?
– Это последний день рождения Святейшей. Именно тогда она и пропала. А это её друзья, муж и дети на фотографиях… Аорэ снимал, не зная, что это будет началом нашей истории. Через три года она вернётся в мир нечеловеком и изменит всё.
Минут пять мы молчим. Вернее, молчу я, пытаясь перебороть в себе ощущения. Рионн это сделала давно.
– Мне тоже первый раз было больно… Видеть этих людей, знать, чем они дорожили. Аорэ рассказывал, что хотел сохранить эту запись для Неё, показать однажды. Но она всё не шла. Она лишь дважды посетила Шим’Таа за всё это время. Иногда Святослав рассказывал, что она общалась с ним по крови, приходила часто во снах… Она всегда была очень печальна, плакала, словно маленькая девочка.
– Но… я всегда думала, что Святослав не знал её до встречи… Все говорили, что даже он не знал её в лицо.
– Нет, он был давним её другом, которому она могла довериться. Но даже он не помнил её лица. Каждый раз, уходя, она забирала с собой все воспоминания.
– А к тебе она приходила?
Рионн покачала головой и уткнулась в колени подбородком.
– Мне она не являлась. Она уже триста лет никому не являлась. Даже людям… После той африканской резни она скрылась в небытие, обеспечив безопасность своим детям. Это было ее платой за что-то – покинуть нас, – пробормотала Рионн. – Но мне становится страшно, Уль… Улианна. Мне становится действительно страшно. Я слишком еще мала в мире гемм, чтобы отстоять честь Святейшей. Я занимаю место отца в Совете, я выполняю волю Старейшин. Наш дом – Первый Оплот, но я не могу быть такой сильной всегда…
Она робко протянула ко мне руки, приобняла. Я же сидела бездушной статуей. Во мне бушевали океаны, заливая своей мутной водой. Впервые, за все это время, проведенное среди гемм, мне было столь отвратительно и больно. Сознание моё билось в агонии, я прокручивала у себя в памяти лица древних. Лица детей, лишённых матери. Лицо супруга, лишенного жены…
– В последний раз, посещая Империю, я тоже впервые почувствовала собственный ужас. – Видя мою реакцию, рассказывает Рионн. – Я чувствовала, словно гиены они окружают поверженного льва, готовясь к пиршеству. Я читала такое сравнение… Люди наливаются уверенностью, что Святейшей больше нет, и им ничего не грозит. – Госпожа свернулась калачиком около.
Всё, что накопилось в ней, прорвало плотину.
– А мы… у нас даже оружия нет. Мы не имеем ничего. Единственное – мы сражаемся врукопашную и владеем холодным оружием. Да, есть психическое оружие, но хватит ли горстки наших Смотрителей на всех? И это всего лишь искусство для нас, мы не сможем убивать. Мы не имеем права и желания на это. А им достаточно пальнуть по нам со спутника, как сделали уже однажды.
Я понимаю страх Рионн. Люди действительно потеряли страх… Если триста лет тебя не держать в узде, из памяти уйдут воспоминания, а вместе с ними и угрозы.
Едва я хотела коснуться госпожи, как она оттолкнула меня и отсела на некоторое расстояние. Минуты две пристально смотрела на меня, будто что-то сосредоточенно обдумывала… Затем на её лице появилась та ледяная решительность, губы исказила ухмылка, в золоте глаз появилась сила.
Рионн было протянула руку, как в дверь ворвался Кайн.
– Мама… – оборвал он нас. – Мне нужно с тобой поговорить… наедине.
Без каких-либо эмоций, сухо и отрывисто. Наследник… но у меня твёрдо сложилось впечатление, что некоторое время он стоял под дверью и следил.
Или это опять мои проекции?
Всё-таки гемм мне не понять, как не старайся.
Я встала, поклонилась Рионн и наследнику, затем вышла. Закрыв наглухо дверь.
Пройдя неторопливо несколько метров до лестницы на нижний этаж, я услышала скрип двери. Это Кайн выглянул, посмотрев. Неужели он подумал, что я сижу у двери и подглядываю?
Удивлённо поймав его взгляд, я отвернулась и спустилась вниз, по еле освещённым коридорам. В какую игру вы играете, мои замечательные геммы? Неужели я и здесь что-то упустила из виду, чтобы не понимать ваших действий.