Вы, равно как и я, достойны любви. Посмотрите, вот это объятия. Так обнимают близких людей. Так мать вынашивает, качает дитя внутри себя. Так она бьётся в муках, даря ему жизнь.
Это та же любовь.
И мужской голос… Слышите? Это ваша сила. Вы единый народ, не скованный пороками и ненужными границами. Видите, старейшины, узнаете во мне себя? Узнаете во мне себя молодых, наивных, любящих?
Вашу память затерли годы. Пятьсот лет вы дышите воздухом, несёте заветы… Да, вы когда-нибудь покинете свой народ, но пока…
…я помогу вам вспомнить. Я вижу слёзы в ваших глазах – лучшая награда для меня, поверьте. Каждый мой жест отточен и гибок. В каждом жесте любовь к вам. В каждом жесте – я сама, моя благодарность к вам. За то, что приняли.
За то, что доверились…
И уже хор голосов в песне разрывает наше единение. Я чувствую, как за гранью экранов сотни гемм привстают со своих кресел, стремятся ко мне.
Вместе мы славим жизнь.
Огранённая красота. Я кружусь по сцене, замирая на кончиках пальцев, воздушная и невесомая. На моём лице слёзы, в моём сердце любовь к вам, дорогие.
Вы прекрасны…
Я утихаю под последние звуки… Я заканчиваю вышивать Восьмой Золотой Узор. Я растекаюсь у ваших ног драконами и фениксами, я замираю на ваших глазах. Последнее дыхание, последнее сердцебиение и последний жест.
В облаке красного шёлка я утопаю на серебристой плите.
Тишина.
И взрыв эмоций… Беззвучно поднимаюсь, и, кутаясь в имена, заботливо переданные мне самой Рионн, сажусь в ладью. Госпожа мягко поддерживает меня и поправляет одеяния. И в её жестах я вижу что-то иное, проснувшееся.
Ладья отъезжает в сторону дома. Танцовщице не положено видеть, если вы счастливы.
Первое, что я сделала по возвращению – это обрила себя почти налысо. Было немного жаль, но я перетерпела. Ходить с подобной моей шевелюрой было неловко, это означало, что я уже не смогла бы вести себя и одеваться столь вольно, как сейчас. А стать похожей на Ангуин или Ариан как-то не хотелось. Пугало же я в конце-концов…
Сердечко моё бешено колотилось, а каштаново– красные пряди опадали наземь одна за одной, проливая за меня слёзы страз. Безжалостно срезав труд стараний Сарше и Шимы, я огладила оставшийся ёршик волос и ухмыльнулась себе в зеркало.
Ну вот, здравствуй, Ульяна! С возвращением…
Эвалон продолжался, а я наблюдала за геммами на расстоянии из окна. Было невыносимо грустно, находится одной в покоях. Даже Ума не забегала проведать меня. Сидит с Тамарой и играют, мечтая о том, как через два года их допустят.
Или самой спуститься? Нет, не думаю, что это можно было сделать… После танца я оставалась священной до конца праздника. Священной и одинокой.
Слово-то какое, аж по ушам режет.
Я все пыталась до конца понять, что хочет от меня Рионн. По идее, ее не должен был заботить мой статус и как воспринимают меня остальные геммы. Если она довольна, значит, выбор верный. Статусы в мире гемм – всего лишь возрастные метки. Это личный выбор каждого – кем ему быть и каким делом заниматься… На мой взгляд, естественно.
К примеру, Стефан, наш повар. С детства любивший экспериментировать с продуктами, он отказался от управления Домом и стать льортом по праву перворожденного – туорэ, несмотря на дипломатические таланты. Его не занимала вся эта мышиная возня в Империи и он удалился в своё собственное царство. Царство вкуса и запахов. Но это не меняло отношение к нему.
Единственное, что немного смущало – это генетический отбор нянь. Геммы с определённой комбинацией генов и кровяных телец, измененных вирусом, довольно редко встречались. Это всё равно что когда-то у людей были доноры с группой крови АВ. Как и люди, обладающие такой кровью, так и няни среди гемм – универсальные доноры, но иногда из-за их нехватки воспитательницей на время становилась гемма со схожей кровью.
Я зеваю в своих раздумьях, собираю локоны в узел и сжигаю в «дарителе», в синеватом огне небольшой аромалампы. Воздух наполняется запахом сгоревших волос, и я начинаю чихать не переставая.
– Будь здорова! – совершенно по-человечески желает Кайн.
Кайн?
– Что ты тут делаешь? – заворачиваюсь с головой я в одеяло. – Ты не должен меня видеть!
– Ты остригла волосы. – Слышу я в ответ его грустный голос и чувствую тяжесть его тела на кровати. Он присел рядом. – Я не мог вытерпеть в ожидании. Не спал всю ночь.
– Хмм… – что добавить в такой ситуации?
– Послушай! – его рука касается меня, тепло и ласково, неподобающе для наследника. – Твой танец… Это какая-то человеческая магия, так? Что-то из ваших сказок, меняющее и непонятное…
Я, барахтаясь и смеясь про себя, вылезаю из покрывал и смотрю прямо в его глаза.
– Кайн… – Мурлычу я. – Никакая это не магия. С чего ты решил?
Наследник молчит, в его золотых глазах какая-то непонятная мне тоска и… злоба?
– То есть… если у… если у меня, – голос его дрожит и запинается. – Если во мне что-то появилось… новое и непонятное, то это само по себе? Так?
– Так. – Непонимающе соглашаюсь я.
Какое-то время наследник шерн Альяринн молчит, кусая губы.
Что же так тебя сжигает изнутри, милый?
– Ничего. – Бросает Кайн и, не глядя на удивлённую меня, выходит вон. На пару секунд он замирает в проёме и шепчет:
– Зря ты остригла волосы. С ними ты была похожа на нас. Я почти принял тебя. Извини, что потревожил.