Письмо Потомкам - Страница 19

Проще говоря, моя госпожа решила убить двух зайцев одним выстрелом – и экзамен мне очередной провести, и повысить мой рейтинг. Она просит меня танцевать – здесь это называется «вышить» – на Эвалоне.

Восьмой, заключительный и самый красивейший, на мой взгляд, Узор.

Canto Della Terra.

Дуэт мужчины и женщины, переплетённый в музыке. Поющих о любви, о нежности. О солнце внутри их. Мой самый любимый из всех танцев.

Но традиции выше моего желания. Если бы я уже десять лет как была Столпом, то могла присутствовать на празднике Гемм. И еще через пять – быть в центре внимания.

– Но что скажут старейшины? Ты их спросила? – сквозь зубы выдавливаю шипящие, пытаясь отбиться.

– Они согласны. Мы видели лишь то немногое, что успели снять в монастыре. И поверь, этого достаточно, чтобы не бояться за твою судьбу.

Это всё она, Мэрииштэ! Я в гневе кусаю губы, вспоминая эту строптивую монахиню. Она уговаривала меня долгих три года с тех пор, как увидела мои попытки овладеть пластикой. И потом тайно записала, целых две минуты моего забытья. Тогда я вальсировала, срывала покрывала с древней мелодии, которую напевала себе. Её я услышала на первом своем Эвалоне, увиденном в стенах Монастыря. Я искренне пыталась уничтожить запись, но в физической силе уступала Мэрииштэ. Тогда я проиграла, вызвав её на бой Миоррэ. Проиграла и не получила право забрать единственный носитель с моим танцем. А монахиня поколотила меня так, что полностью отбила и печень, и желание что-то сделать с записью. Даже сейчас я недостаточно сильна, спустя годы тренировок.

Но я не думала, что она попадет в руки Рионн.

– Ульрианна, ты танцуешь для нас, поэтому два дня проведешь в своих покоях. Никто не должен видеть тебя до заката – Плетущие Узор священны. За тобой придут вовремя.

– А… Пусть танцуют прямые наследники дома Альяринн! Анна и Веннэ…

– Они должны выбрать ан'нари и знают это. От дома всегда танцуют Восьмой Узор приглашенные танцовщицы – наш род славится лишь дипломатами. Пусть в этот Эвалон мой отец будет горд за меня в моей памяти. Даже я, туорэ Святослава, не вышивала танец никогда.

– Но…

– Я всё сказала. Завтра старейшины пришлют двух гемм тебе в помощь. Тощее худое пугало должно преобразиться. Хватит пугать народ…

Сбегу.

Ей богу, сбегу.

Если я уступлю льринни, то я навсегда останусь здесь. Плетущие Узор Столпы заносятся в семейный реестр так же, как если бы прожили с геммами пятьдесят лет. Я стану частью дома шерн Альяринн и не смогу вернуться в Монастырь по желанию.

Это был третий заяц Рионн. Она убила и его.

…потому что умолчала о том, что мы и так обе знаем. Если я сбегу или даже просто откажусь – меня убьют за измену.

***

А Андрею становилось всё хуже. После изменения прошло ещё недостаточно времени, и вирус не адаптировался.

Я знала, Ума пыталась пробиться ко мне и поговорить. Она умоляла Саршэ, длинноволосую, похожую на Тора, гемму, впустить её на пару минут. Но Саршэ была прислана подготовить меня, и потому неприступна. Ей было приказано, чтобы никто не видел танцовщицу – так она даже отражающие поверхности выключила в моих покоях.

Но даже и так я не смогла бы ему помочь. Андрей ещё не понимал меня, моей речи. Он был слишком мал… Мне оставалось лишь молиться и верить. Госпожа сделала всё, чтобы найти причину нездоровья малыша. Анализы ничего не показали. Кровь Ангуин также проверили. Она была безупречна и более чем подходила для питания.

Ничего.

Ничего такого, чтобы найти причину.

Шима, вторая моя, более агрессивная, похожая чем-то на Веннэ, помощница, нехотя передавала мне новости:

– Два дня потерпеть не можете? Ничего с малышом Андреем не произойдёт за это время. Кровь его няни просто не усваивается ребенком, такое бывает.

– Но бывали и смертельные случаи! Некоторые не выживали в таком раннем возрасте. Есть скрытые изъяны, которые могут исказить обращение…

Саршэ, слушая нашу перепалку, прищурила и без того раскосые глаза, зашипела на меня.

– Много вы понимаете. Без году неделя тут, а уже…

Я виновато склонилась перед ней, понимая её гнев. Но дала себе слово, что, если две эти помощницы прежде не загрызут меня, льринни я выскажу всё, что думаю о ней. А сейчас, отдавшись во власть опытных рук Саршэ и Шимы, я замолчала и стала мысленно вспоминать мотив Узора…

У меня была хорошая память.

Даже слишком.

***

Я не знала даже, что делали со мной геммы. Не было ни одного зеркала или даже отражения, чтобы я могла видеть изменения в своем облике. Единственно, кожа стала необычно гладкой и светящейся изнутри. А волосы выросли раза в три по длине. Тёмно-каштановый цвет их от природы решено было насытить кроваво-красными прядями, чему я ревниво сопротивлялась.

– А это что такое? Снимите немедленно! – прорычала недовольная блондинка, пытаясь сдёрнуть с плеч бронзовые обручи. Я еле остановила ей. Обручи были моими, привезённые ещё из Империи. Даже в монастыре я их снимала лишь на ночь, в своих покоях. И то не всегда.

– Не надо… – протянула я, вцепившись в руки гемм. – там… там шрамы и рубцы, я никому их не открываю. Это все, что осталось от меня прежней. И я не дам это изменить.

Саршэ в ужасе отдёрнула тонкие пальцы от браслетов. Отвращение явно читалось на её милом утончённом лице.

На гарами – высшем языке гемми, самом витиеватом и насыщенном образами, доступной лишь немногим из гемм, она пробормотала Шиме: